Юлия Чеснокова - Биение сердца [СИ]

Саша обрушился на кровать Марины, упершись локтями о колени и подперев руками лицо. Его взгляд пал на прикроватный столик, где стояло фото в рамке. У него кольнуло под ребрами. Это был один из их с Мариной совместных снимков, когда он подарил ей первую парную футболку с красным сердечком на груди. Себе он взял такую же, но с фиолетовым. Оба они были в голубых джинсах с потертостями, такие забавные, простые, смеющиеся. Их пальцы сплелись, и они чуть касались друг друга лбами. Он сам тогда ходил крашеным блондином, а Марина была именно с этой восхитительной стрижкой, которая так его покоряла. От этой фотографии повеяло мощью животворящей иконы. Сашка судорожно схватил её за алую пластиковую рамку, в которую она была оправлена и, притянув максимально близко, уставился на лицо Марины. Она как будто смотрела на него через время, не меняясь, не прекращая улыбки любви длиною в вечность. Парень поцеловал её изображение и прижал его к груди.

— Почему я не целовал тебя каждый божий день? Почему не говорил о том, что люблю тебя постоянно? Может, это что-нибудь бы изменило… — он упал на подушку и прикрыл глаза. Если бы она сказала ему, что хочет детей, но ей нельзя иметь их, то он бы успокоил её и они бы всё решили, ничего не нужно было бы делать! Если бы… если бы не произошло то, что сейчас случилось, одумался ли бы он когда-либо? Саше стало страшно, что понадобилась столь глобальная жертва для того, чтобы у него заработал мозг.

Ветер развевал волосы Марины, она звонко засмеялась и, прищурившись от солнца, загородилась от настырных лучей ладонью. Они были где-то на побережье, линия горизонта искрилась золотом по водной лазури. Саша не заметил, как задремал и едва начал смотреть этот дивный сон, как его разбудил звонок мобильного. Подскочив, что ему было не свойственно с утра, он всё-таки осознал, где он и почему, после чего уже потянулся за телефоном. Это был Пашка.

— Да? — пасмурно пробормотал он в трубку, сокрушаясь, что даже во сне ему с Мариной побыть не дали. Всё было так свежо и натурально, что он ещё чуть-чуть и поймал бы её за рукав, притянув к себе.

— Привет, где тебя носит? Опять нашел секс, и в общагу вернуться не спешишь? — соло-гитарист говорил так обыденно и свойственным ему поверхностным тоном, что Сашу передернуло. Почему жизнь идет дальше и никого ничего не волнует, пока у него всё летит, крушится, ломается, пока его нутро выворачивает от тревоги и только что проснувшиеся мысли уже полны страданий и отчаяния? На часах, висящих на стене, стрелки показывали десять часов. Значит, прошло всего два часа… ещё около шести часов подождать. Как долго всё тянется… — Эй, алло, я с кем говорю? Ты тут вообще?

— Секс, секс, секс! Тебя что-нибудь другое интересует? — неожиданно зло выдал Саша.

— Хм, я думал, он не только меня интересует, — не поддался приятель гневу, не слишком обратив на него внимание, и даже попытался хохотнуть. — Что, не дали?

— Знаешь что, тебе не помешало бы помимо члена, иногда чем-нибудь другим думать! — не в силах быть сговорчивым и добрым, певец всё-таки постарался уговорить себя не срываться на друге. — Тебе чего не спится в такое время? Выходной же, мог бы до обеда дрыхнуть.

— Да я Крис на самолет проводил, приехал, а тебя всё нет. — Пашка громко зевнул. — А так-то я не против поспать ещё.

— Вот оно что… — Саша вспомнил, что совсем недавно завидовал отношениям тех, мечтал хотя бы примерно о таком же. Вдруг их отношения увиделись ему низменными и бессмысленными, в них не осталось никакой прелести, лишь двое бездушных избалованных вниманием противоположного пола представителей богемы, удовлетворяющих физические потребности. — И ты запросто уснешь, не узнав, как она долетела, не дождавшись её звонка?

— Ну… я же услышу, когда она позвонит, почему бы до этого не поспать?

— То есть, ты за неё не волнуешься? — настаивал Саша.

— Что за странные вопросы? Разумеется, я волнуюсь… — Паше хотелось отшутиться, но ничего не шло в голову. Товарищ застал его врасплох со странным допросом.

— Волнуешься, но не сильно?

— Да к чему ты клонишь? — не выдержал гитарист и тоже начал заводиться. — Надо как-то особенно волноваться?

— Мне просто интересно… если бы с Кристиной что-то случилось, что бы ты почувствовал?

— Санстар, что за бред? Почему с ней что-то должно случиться? Не нагоняй!

— Черт, ответь! Задумайся хотя бы, Паш! Может, ничего никогда и не случится, но разве мы застрахованы? Ты можешь с уверенностью знать, что ни ты, ни она, никто не пострадает, и вы доживете до старости? — Сашку опять начинало трясти. Собственная боль поддевала, как не вытащенная заноза, как симптом какой-то опасной болезни, когда хочешь найти его ещё у кого-нибудь, после чего вроде бы становится полегче, что не одному тебе мучиться. — Представь хоть на секунду, что Крисы твоей больше не будет никогда с тобой, что её больше нет. Что тогда?

Павел замолчал. Для него эта мысль явно была в новинку. Он никогда не думал о том, что потеряет девушку как-то трагически. Обычное расставание из-за ссоры — да, этого хоть лопатой черпай, но если с ней что-то произойдет?

— Я не знаю, мне трудно сказать, — тихо и неуверенно заметил товарищ.

— Ты бы с легкостью нашел ей замену? Скажи, ты бы быстро поставил на её место следующую?

— Санёк, я себя чувствую, как на приеме у психолога, какого хрена ты этим грузишь? — но тот не сдался и настоял на том, чтобы ему ответили. — Повторюсь: не знаю. Нет, наверное, нет. У меня никогда не было такой девушки, как Кристина. Я люблю её, действительно, люблю.

— Если действительно любишь, то ты никогда даже не станешь искать ей замену. Паш, любить надо тех, без которых жить невозможно, без которых жить нельзя и не хочется. — Вокалист замолчал.

— Так во сколько тебя ждать домой, апостол Петр? — переждав немного, сменил тему Паша, у которого задвигались извилины. — Надеюсь, ты не в секту там попал.

— Буду вечером, наверное, поздно, — быстро протараторил Саша и попрощался.

Он снова лег, но теперь сон уже не шел вовсе. Понял ли что-нибудь друг? Тот был не слишком чутким, но наверняка будет докапываться, что нашло на Сашку, раз он ударился в такой импрессионизм. Часы тикали, раздражая нервы. Виктор Николаевич зашумел на кухне, видимо решив перекусить как-нибудь. Парень подумал, что ему бы и кусок в горло не полез. Язык не чувствовал вкуса, ведь он так давно даже не пил ничего, но, как ни странно, и жажда не изводила.

Мужчина, еле слышно постучав, заглянул в спальню дочери, как будто откликнувшись на размышления гостя.

— Хочешь чего-нибудь?

— Нет, спасибо, — присел Саша, покачав головой.

— Хотя бы чай или кофе? — предложил ещё раз хозяин, но у него самого не было морального запаса, чтобы настаивать на чем-либо, поэтому на второй отказ он удалился.

Примерно в двенадцать позвонил Валера. Не прозвучало и трех фраз, как более опытный и старший уловил нечто ненормальное в голосе второго.

— Ты… нашел свою Марину вчера? — издалека закинул удочку он.

— Я… да, нашел. — Рокер почувствовал сдавливающий горло спазм. «Не потерять бы теперь…».

— И как?

— Давай в другой раз поговорим, ладно? — попросил парень. — Не хочу сейчас. Не могу. Не способен.

— Понял. Выпить хочешь? — судя по депрессивному настроению, надо было поманить обычным безотказным средством. Валера выводил из любых состояний подобным образом кого угодно.

— Не хочу. Не сегодня, — коротко и быстро изумил Саша приятеля. Отказывается напиться? Это что-то… — Позже созвонимся, ладно?

Положив трубку, молодой человек отключил звук, оставив лишь вибрацию, и лег в очередной раз пластом. Марина… в самом деле, сможет ли он без неё теперь вообще? Его жизнь, его будущее, его судьба — с ней, только с ней, лишь с ней. А иначе как? Как по-другому? Да, по-другому только пить и останется. Без неё… слезы потекли из-под ресниц Саши. Нет, без неё ничего не будет, это невозможно! Марина должна быть, и мертвая хватка его любви устремилась через улицы, районы и пространства к её душе. Она её закуёт в кандалы и оставит у себя за пазухой. И с Мариной всё будет хорошо. Любопытно, а как выглядят души? Что они такое? Парень старался, как мог, сжечь хоть чем-нибудь время, перепрыгнуть мост из него и услышать уже, наконец, что всё прошло гладко, что Марина в безопасности. Но часы издевались и шли очень медленно. Минутная стрелка в его глазах двигалась как часовая. Несмотря на свет дня за окном ему казалось, что сумеречно и темно. Его света не было — его свет спал под наркозом, под хирургическим ножом, под искусственной вентиляцией легких и с искусственным кровообращением, опущенной до двадцати семи — двадцати шести градусов температурой тела, с подключенными датчиками, девушка, лежащая недвижимо на ровном столе. К его счастью, он не мог всего этого видеть и знать, иначе, скорее всего, ему стало бы ещё хуже.